Зиновьев (Радомысльский) Григорий Евсеевич (1883-1936), политический деятель, член РСДРП, большевик. В октябре 1917 г. вместе с Л.Б. Каменевым выступал против планов вооружённого восстания. В октябре 1917 г. и в 1921-1926 гг. член Политбюро ЦК большевистской партии. В 1917-1926 гг. председатель Петроградского совета, один из организаторов «красного террора». В 1919-1926 гг. председатель Исполкома Коминтерна. В 1923-1924 гг. вместе с И.В. Сталиным и Каменевым боролся против Л.Д. Троцкого. В 1934 г. арестован и осуждён на 10 лет по сфабрикованному делу «Московского центра»; в 1936 г. приговорён к смертной казни по делу «Антисоветского объединённого троцкистско-зиновьевского центра» и расстрелян.

Зиновьев Григорий Евсеевич (наст. фам. и Имя Радомысльский Овсей-Гершен Аронович) (1883, г. Елисаветград Херсонской губ. - 1936, Москва) - советский партийный и государственный деятель. Родился в семье владельца молочной фермы. Получил домашнее образование. С 15 лет зарабатывал на жизнь уроками, служил конторщиком. С конца 90-х гг. Зиновьев участвовал в подготовке первых экономических стачек рабочих на юге России. Из-за начавшихся преследований в 1902 г. эмигрировал. Работая в социал-демократических группах в Берлине, Париже, Берне, познакомился с В. И. Лениным и Г. В. Плехановым. В 1903 г. на II съезде РСДРП стал большевиком. После года активной рев. деятельности на юге России в 1904 г., заболев, отправился за границу и поступил в Бернский ун-т на химический ф-т, затем перешел на юридический, но, не доучившись, в 1905 вернулся в Россию, участвовал в партийной работе; стал известен как агитатор и был избран в Петербург, комитет РСДРП. В 1908 г. Зиновьев был арестован, но через 3 месяца освобожден из-за болезни, находился под надзором полиции. В октябре 1908 г. уехал в Женеву, где вместе с Лениным и Л.Б. Каменевым вошел в редакцию большевистской газете «Пролетарий». Зиновьев выступал против ликвидаторов и отзовистов. На VI (Пражской) конференции РСДРП был вместе с Лениным избран в Заграничное бюро ЦК. В 1915 г. совместно с Лениным Зиновьев написал работу «Социализм и война», ведя полемику с лидерами II Интернационала. После Февральской революции 1917 г. Ленин, Зиновьев с группой большевиков через Германию, Швецию и Финляндию вернулись в Петроград. Зиновьев вошел в редакцию «Правды», выступал в поддержку «Апрельских тезисов» Ленина. С окончанием двоевластия Зиновьев вместе с Лениным скрывался в шалаше в Разливе. На VI съезде партии Зиновьев был избран в ЦК, получив лишь на один голос меньше, чем Ленин. В октябре 1917 г. Зиновьев и Каменев проголосовали против курса на вооруженное восстание, полагая более правильным проводить комбинированные действия в Советах и Учредительном собрании, чтобы не отпугнуть большинство крестьянской страны. Оказавшись в меньшинстве, они заявили о своем несогласии с решением ЦК в газете. «Новая жизнь», тем самым сообщив правительству факт подготовки восстания. Ленин потребовал исключения Зиновьева и Каменева из партии, но его не поддержали. Зиновьев впоследствии признал свою ошибку и его разногласие с Лениным было преодолено, хотя в «Письме к съезду» Ленин указал, что окт. эпизод «не явился случайностью». После Октябрьского переворота Зиновьев поддержал меньшевиков и эсеров, требовавших создания однородного соц. правительства, допуская возможность невхождения в правительство Ленина и Троцкого. Когда большевистское большинство выступило против, он отказался от своих слов. Зиновьев участвовал в работе Киевской конференции, где призывал рабочих свергнуть правительство Украинской Рады. Зиновьев – единственный член ЦК, поддержавший Ленина во время споров о немедленном заключении Брестского мира. Выступал за политику «красного террора» в Петрограде. В 1919-1926 гг. Зиновьев был председателем Исполкома Коминтерна, поощрял фракционные склоки и первый ввел термин «социал-фашизм» по отношению к социал-демократическим партиям Зап. Европы. В 1921-1926 гг. являлся членом Политбюро. Стремясь стать политическим вождем, Зиновьев выступал с отчетными докладами на XII и XIII съездах РКП(б). Пропагандировал ленинское наследие, печатая огромное количество книг со своими статьями, речами и т.д. Было начато 22-томное издание сочинений Зиновьев (вышли в свет тт. 1-8, 15, 16). Вместе с Каменевым и Сталиным вел борьбу против Троцкого и много сделал для формирования режима личной власти Сталина. После смерти Ленина Зиновьев внес предложение о переименовании Петрограда в Ленинград. Тогда же ВЦИК принял решение о переименовании г. Елисаветграда в Зиновьевск. На XIV съезде партии Зиновьев, полагавший себя главным партийным теоретиком, выступил против усилившейся власти Сталина и был назван оппозиционером (т. н. «новая оппозиция»). Выступление Зиновьева против Сталина, как и поддержка Сталиным Бухарина определялись не столько идеями, сколько беспринципной борьбой за власть. Как написал об этой борьбе Э.Х. Карр, «парадоксально, но победа Бухарина и поражение Зиновьева на съезде не привели к победе или поражению тех идей, которые они отстаивали». Попытка Зиновьева пойти на союз с Троцким вызвала лишь недоумение его бывших сторонников. В 1927 г. Зиновьев был исключен из партии, в следующем году восстановлен, но политическая карьера его была кончена. В 1932 г. его снова исключили из партии. В 1934 г. на XVII съезде Зиновьев выступил с раскаянием и славословием в адрес Сталина. В 1934 г. после убийства С.М. Кирова был арестован, осужден на 10 лет, а в 1936 г. Зиновьев «сознавшись» в «предательстве против социализма», «измене», «вероломстве» и прочих инкриминируемых ему действиях на процессе по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра», был приговорен к расстрелу. Реабилитирован в 1988 г.

Зиновьев Григорий Евсеевич (настоящие фамилия и имя – Радомысльский Овсей-Герш Аронович) (8 сентября 1883, Елисаветград – 25 августа 1936, Москва). Отец – владелец молочной фермы. Получив домашнее образование, с 15-летнего возраста зарабатывал на жизнь своим трудом (давал уроки, был конторщиком в торговых предприятиях). С конца 90-х гг. XIX века участвовал в кружках самообразования, примыкал к группе, организовавшей первые экономические стачки на Юге России. Так как с 1901 г. начались преследования, в 1902 г. эмигрировал. В Берлине, Париже, Берне работал в заграничных социал-демократических группах. В 1903 г. познакомился с В.И. Лениным и Г.В. Плехановым. После раскола на 2-м съезде РСДРП (июль-август 1903 г.) – большевик, осенью 1903 г. направлен на Юг России, вёл борьбу против меньшевиков, содействовал установке нелегальной типографии. В конце 1904 г. уехал на лечение за границу, поступил на химический факультет Бернского университета, сотрудничал в первом большевистском еженедельнике «Вперёд». В разгар всеобщей октябрьской стачки 1905 г. приехал в Петербург, но вскоре по настоянию врачей вновь отправлен за границу; поправившись, продолжил образование на философском факультете Бернского университета, но, недоучившись, в марте 1906 г. вернулся в Петербург. Стал популярным партийным агитатором, был выбран в Петербургский комитет РСДРП, входил в его исполнительную комиссию, вместе с А.А. Богдановым редактировал нелегальный орган большевиков «Вперёд», участвовал в кампании по выборам во 2-ю Государственную Думу. Делегат 5-го съезда РСДРП (1907 г., Лондон), избран членом ЦК, вошёл в большевистский центр. В 1907 г., вернувшись в Россию, приступил к нелегальному изданию центрального органа партии «Социал-демократ», один из его редакторов. Участвовал в кампании по выборам в 3-ю Государственную Думу. Весной 1908 г. арестован. В тюрьме серьёзно заболел; освобождён по ходатайству председателя Совета присяжных поверенных России и Петербурга. Выслан в Полоцк под надзор полиции. С конца лета в Женеве вместе с Лениным и Л.Б. Каменевым составил редакцию большевистского органа газеты «Пролетарий». На 5-й Всероссийской конференции РСДРП (декабрь 1908 г., Париж) выступал с докладом о ликвидаторстве, переизбран членом редакции «Социал-демократа», оставаясь членом редакции «Пролетария». В августе – сентябре 1910 г. участник 8-го конгресса 2-го Интернационала. В 1911 г. читал лекции по истории партии в Партийной школе в Лонжюмо (под Парижем). На 6-й Всероссийской конференции РСДРП (январь 1912 г., Прага) докладчик по ряду вопросов, выбран членом ЦК. Вскоре вместе с Лениным переехал ближе к русской границе – в Галицию (Краков, затем Закопане), где они принимали приезжих из России партийных работников, проводили с ними совещания, писали статьи в «Правду», составляли речи для большевистских депутатов 4-й Государственной Думы. Здесь их застало начало первой мировой войны. Вместе с больной женой Зиновьев выехал в Вену. Лидер австрийских социал-демократов. В. Адлер исхлопотал им разрешение уехать для продолжения лечения в Швейцарию; вскоре сюда приехали и Ульяновы. Ленин и Зиновьев возродили «Социал-демократ» и на его страницах повели полемику с руководителями 2-го Интернационала, участвовали в международной социалистической конференции против войны и социал-шовинизма в Циммервальде (сентябрь 1915 г.), сплотили на ней вокруг себя группу левых радикалов, в соавторстве подготовили брошюру «Социализм и война».

Февральская революция 1917 г. застала Зиновьева в Берне, где он работал в химической лаборатории. Вызванный Лениным в Цюрих, Зиновьев по его поручению участвовал в эмигрантских совещаниях по вопросу о том, как скорее реализовать амнистию и вернуться в Россию. 3 апреля Зиновьевы, Ульяновы, И.Ф. Арманд, М.Г. Цхакая и другие вернулись в Петроград. 1-я общегородская конференция Петроградской организации большевиков (14-22 апреля) избрала Зиновьева своим председателем; Зиновьев склонил её к принятию «Апрельских тезисов» Ленина. На 7-й (Апрельской) Всероссийской конференции большевиков (24-29 апреля) Зиновьев вместе с Лениным обосновал вопросы её порядка дня, которые они считали важнейшими для подготовки социалистической революции. Войдя в редакцию «Правды», Зиновьев почти ежедневно помещал в ней статьи, разъясняющие большевистское понимание смысла войны и тайных договоров, братания на фронте, а также отношение большевиков к Временному правительству, к объединению с социал-демократами. других толков, о положении во 2-м Интернационале и тому подобное. Зиновьев писал: «Мы... не хотим двоевластия... Мы... за то, чтобы в нашей стране существовала единая власть. И этой властью должны быть Советы рабочих и солдатских депутатов (РСД).Вот когда будет достигнута эта ступень революции в России, это станет могучим рычагом развития европейского, развития мировой революции. Революционная социал-демократия в России всегда мыслила победоносную русскую революцию как пролог, как введение к социалистической революции на Западе... российская революция выйдет за пределы только национальной революции, тогда русская революция 1917 г. послужит началом конца капиталистического строя» («Правда», 1917 г., 8 апреля); и далее там же: «Мы высказываемся против объединения с социал-шовинистами. Мы убеждены, что объединительный угар, который сейчас туманит головы даже некоторым большевикам, скоро рассеется». Член Президиума 1-го Всероссийского съезда Советов РСД (3-24 июня), неоднократно выступал на нём, отстаивая большевистскую точку зрения; 19 июня говорил: «Вчера на Марсовом поле громадное большинство из вас признало, что 99% из 100 шли под нашими лозунгами, и если вам придётся призвать к порядку нас, вы тем самым должны будете призвать к порядку революционный пролетариат»; «Интернационал будет жив вопреки всему, потому что жив рабочий класс всего мира, потому что близится мировая социалистическая революция» («1-й Всероссийский съезд Советов РСД», том 2, с. 99-100). Отвечая на обвинения в том, что большевики провоцируют выступления рабочих, Зиновьев говорил: «.умри сегодня все большевики, которые, по вашему мнению, во всём виноваты, всё равно волнения будут продолжаться. Как [же] вы хотите, чтобы при наступлении контрреволюции не волновались рабочие, которые явились авангардом революции?» (там же, с. 143).

Утром 3 июля Зиновьев и Каменев, услышав о провале наступления и отставке министров-кадетов, направились в Таврический дворец, на объединённом заседании бюро ВЦИК, Всероссийского Совета РСД и бюро Исполкома Советов крестьянских депутатов узнали, что 1-й пулемётный полк, рабочие заводов Путиловского и «Треугольника» собирались на следующий день выйти на улицу с требованием, чтобы Советы взяли власть. Зиновьев, Каменев и Л.Д. Троцкий обзванивали организации большевиков и «межрайонцев», убеждая не выступать. Им отвечали, что пулемётчики и путиловцы отказываются слушать уговоры. Поздно вечером члены ЦК и делегаты 2-й общегородской конференции РСДРП(б) сообщили, что решено вмешаться и овладеть уже начавшимся движением. Из Кронштадта Ф.Ф. Раскольников сообщил Зиновьеву, что поездка моряков в Питер предрешена. После этого было принято окончательное решение: «...нельзя такое движение предоставить самому себе, надо вмешаться и придать ему мирный и организованный характер» («Революция 1917», том 3, с. 365). На экстренном заседании Рабочей секции Петроградского Совета РСД Зиновьев объявил: «Сегодня буржуазия засвидетельствовала нам свою контрреволюционность. Из состава коалиционного министерства ушли министры-кадеты» (там же, с. 136). По докладу Зиновьева секция большинством в 276 голосов против 90 – 100 высказалась за переход власти к Советам и выбрала бюро для контактов с исполкомом Петроградского Совета и ВЦИК призвав своих остальных членов отправиться в районы, чтобы проводить там принятые решения.

Почти весь день 4 июля Зиновьев провёл в Таврическом дворце, к которому шли от особняка Кшесинской колонны солдат, матросов и рабочих, где их приветствовал Ленин. Зиновьев, выступая несколько раз, говорил, что Петроградский Совет и ВЦИК должны уважать волю рабочих и крестьян, требующих передать всю власть Советам, но предостерегал от принятия боя на улицах, ибо это было бы выгодно только буржуазии, призывал «расходиться мирно по казармам и заводам, немедленно возобновить работу на фабриках и заводах, идти домой не по Невскому, не давать себя провоцировать ни на один выстрел» (там же, с. 366). На объединённом заседании ВЦИК Советов РСД и Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов, возражая меньшевикам и эсерам, ссылавшимся на решение 1-го Всероссийского съезда Советов РСД поддержать коалиционное правительство, Зиновьев указывал, что съезд не давал зарока никогда не брать власть в свои руки. «Сейчас положение изменилось, сейчас создались такие условия, при которых вопрос о власти должен быть перерешён» (там же, с. 145). Но заседание решило отклонить требования демонстрантов и объявить их «врагами революции». После этого Зиновьев, Троцкий и Каменев убеждали, по их словам, руководителей матросской манифестации позволить разоружить себя и вернуться в Кронштадт.

Утром 5 июля Зиновьев, узнав о разгроме юнкерами «Правды», вместе с Каменевым добивались через М.И. Либера, чтобы был освобождён задержанный номер газеты, в котором опубликовано воззвание о прекращении демонстрации. Но этому воспротивились в штабе Петроградского военного округа – «Правда» печаталась в «незаконно» конфискованной типографии «Сельского Вестника». По требованию генерала П.А. Половцева втроём они договаривались с Военной организацией РСДРП(б) убрать броневики из Петропавловской крепости, в самой крепости агитировали матросов и пулемётчиков за возвращение в Кронштадт и в казармы. 6 июля Зиновьев и Каменев продолжали переговоры о возобновлении выхода «Правды», но ничего не добились.

Пришлось дать согласие на снятие охраны из броневиков у особняка Кшесинской.

7 июля Зиновьев на квартире С.Я.Аллилуева узнал о решении Временного правительства арестовать и предать суду его самого, Ленина и Каменева, обвинённых в попытке свергнуть в Июльские дни Временное правительство. С пришедшим сюда же Лениным они поначалу хотели явиться на суд и послали сказать об этом Каменеву. Вечером И.В. Сталин, Г.К. Орджоникидзе и Е.Д. Стасова удержали их от этого шага. 9 июля Ленин и Зиновьев перебрались на станцию Разлив и обосновались в шалаше, устроенном для них рабочим Сестрорецкого завода Н.А. Емельяновым.

8 первых числах августа Зиновьев вернулся в Петроград, скрывался на квартире Э.Г. Кальске (рабочего завода «Айваз»); писал статьи для «Пролетария» и «Рабочего», выходивших вместо «Правды». С конца августа возобновил работу в ЦК РСДРП(б). С начала сентября вместе с Каменевым фактически возглавлял там большинство, игнорировавшее настояния Ленина о переходе к непосредственным действиям по захвату власти. Скрытая полемика по этому вопросу содержалась в статье Зиновьева «О съезде Советов». В то время как Ленин считал Советы выше Учредительного Собрания, Зиновьев утверждал, что Советы не исключают Учредительного Собрания: «Если нашей революции не суждено погибнуть, если ей дано победить, то мы увидим на практике комбинированный тип республики Советов и Учредительного Собрания. Если то, что мы называем «второй революцией» (то есть победа рабочих и крестьян над буржуазией и помещиками), может произойти мирно, то только по пути такой республики. Это будет тогда легальная революция такого громадного размаха, которого не знает ещё история» («Рабочий Путь», 1917, 4 октября).

Появление Ленина на заседании ЦК РСДРП(б) 10 октября резко изменило соотношение сил. Голосуя против резолюции, признающей, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, Зиновьев и Каменев, убеждённые, что идти сейчас на этот шаг – «значит ставить на карту не только судьбу партии, но и судьбу русской и международной революции», – оказались в одиночестве. 11 октября они изложили свою позицию в письме «К текущему моменту», которое направили в Петроградский комитет, Московский комитет, Московскому областному, Финляндскому областному комитетам партии, большевистской фракции ВЦИК, Петроградскому исполкому Советов РСД, большевистской фракции съезда Советов Северной области. Предупреждая что «в России за нас большинство рабочих и значительная часть солдат», но вовсе не большинство основной массы населения – крестьян, они в то же время полагали, что «при правильной тактике мы можем получить треть, а то и больше мест в Учредительном Собрании». Дальнейшее «обострение нужды, голода, крестьянского движения будет всё больше на них [мелкобуржуазные партии – Автор] давить и заставлять их искать союза с пролетарской партией против помещиков и капиталистов, представленных партией кадетов». В результате «наши противники вынуждены будут уступать нам на каждом шагу, либо мы составим вместе с левыми эсерами, беспартийными крестьянами и прочими правящий блок, который в основном должен будет проводить нашу программу»; но большевики могут прервать свои успехи, если возьмут сейчас на себя инициативу выступления и тем поставят пролетариат под удар сплотившейся контрреволюции, поддержанной мелкобуржуазной демократией; «Против этой губительной политики мы подымаем голос предостережения» («Протоколы ЦК РСДРП(б)», стр. 87-92]. 15 октября письмо зачитывалось на заседании Петроградского комитета(ПК) РСДРП(б), 16 октября вокруг него развернулась полемика на расширенном заседании ЦК. Зиновьев снова выразил сомнение, «обеспечен ли успех восстания»: «Прежде всего не в наших руках железнодорожный и почтово-телеграфный аппарат. Влияние ЦИК достаточно сильно ещё... На подкрепления из Финляндии и Кронштадта рассчитывать не приходится. А в Питере мы не имеем уже такой силы». По мнению Зиновьева, у большевиков сложилось вообще неправильное отношение к Учредительному Собранию: «Конечно, на него нельзя смотреть как на “всеспасающее», но оно «произойдёт в высшей степени революционной атмосфере... Не исключена возможность, что мы там будем с левыми эсерами в большинстве? Мы не имеем права рисковать, ставить на карту всё» (там же, с. 98-99). Но снова Зиновьев и Каменев оказались в меньшинстве против 19 при 4 воздержавшихся. В. Базаров (В.А. Руднев) в горьковской «Новой Жизни» сообщил 17 октября, что «по городу пущен в рукописи листок, высказывающийся от имени двух видных большевиков против выступления». В связи с этой заметкой Каменев от своего имени и от имени Зиновьева обратился в «Новую Жизнь» с заявлением, которое 18 октября было опубликовано. В нём подтверждался факт письма, хотя и утверждалось, что о вооруженном восстании «решений партии не существует». В тот же день Ленин в письме «К членам партии большевиков» потребовал исключить обоих из партии за «неслыханное штрейкбрехерство» (Полное собрание сочинений, том 34, с. 419). 19 октября Зиновьев в присутствии И.В. Сталина заявил Каменеву, что осуждает публикацию в «Новой Жизни» и что не уполномочивал выступать от своего имени. Ленину об этом Зиновьев не сообщил, и в написанном 19 октября письме в ЦК с требованием исключения обоих из партии Ленин не отделял Зиновьева от Каменева (там же, с. 423-27). Зиновьев направил письмо в редакцию «Рабочего Пути», которое было опубликовано 20 октября с примечанием «от редакции» (написанным Сталиным), что «вопрос можно считать исчерпанным» и что «в основном мы остаёмся единомышленниками». 20 октября Зиновьев направил в ЦК письменное заявление о том, что к интервью Каменева «не имел ни малейшего отношения» и появление его осуждает («Вопросы истории КПСС», 1990, № 5, с. 49). ЦК, обсуждавший 20 октября письмо Ленина от 19 октября, вопрос об исключении из партии не. рассматривал и постановил «принять отставку Каменева» из ЦК, вопрос об исключении из ЦК Зиновьева даже не ставился [«Протоколы ЦК РСДРП(б)», с. 107]. ЦК вменил Каменеву и Зиновьеву в обязанность не выступать ни с какими заявлениями против решений ЦК и намеченной им линии.

25 октября в статье «К съезду Советов» Зиновьев писал: «Последние надежды на мирный исход кризиса изжиты. Последние мирные надежды, которых – каюсь – до самых последних дней не был чужд и пишущий эти строки, разбиты жизнью. Наши противники в последние дни сделали всё возможное, чтобы вытравить эти иллюзии. Они уже перешли в наступление, это факт» («Рабочий Путь», 1917, 25 октября). В тот же день Зиновьев впервые после долгого перерыва появился на заседании Петроградского Совета и выступал на нём: «...мы находимся в настоящий момент в периоде восстания... никаких сомнений относительно его результатов быть не может: мы победим» («Революция 1917», том 5, с. 180). Во время переговоров при Викжеле с меньшевиками и эсерами об «однородном социалистическом правительстве» Зиновьев вновь разошёлся с большинством ЦК. На заседании ЦК 1 ноября он заявил: «Для нас ультимативны два пункта: наша программа и ответственность власти перед Советом как источником власти» [«Протоколы ЦК РСДРП(б)», стр. 127], опустив пункт о том, чтобы в состав правительства вошли Ленин и Троцкий. 2 ноября ЦК РСДРП(б) принял резолюцию Ленина, отвергающую уступки. Но большевистская фракция ВЦИК по инициативе Зиновьева её отклонила; Ленин расценил это как «неслыханное нарушение дисциплины», как «преступны в данный момент колебания» и предложил оппозиции отстраниться от практической работы, в «которую они не верят» (Полное собрание сочинений, том 35, с. 44). Его поддержали 9 членов ЦК. Но когда Каменев, А.И. Рыков, В.П. Ногин, В.П. Милютин и Зиновьев заявили 4 ноября о выходе из ЦК, Ленин объявил их поступок «дезертирством» и предложил всем членам партии и всем трудящимся решительно осудить его (см. там же, стр. 74). На переговорах при Викжеле ультиматум большевиков не был принят меньшевиками и эсерами. 6 ноября обе стороны констатировали невозможность достигнуть соглашения. 7 ноября Зиновьев в «Письме к товарищам» объявил, что он берёт обратно своё заявление: «Мы пошли на большую жертву, выступив с открытым протестом против большинства нашего ЦК и требованием соглашения. Это соглашение, однако, отвергнуто другой стороной. При таком положении вещей мы обязаны воссоединиться с нашими старыми товарищами по борьбе» («Правда», 1917, 8 ноября).

Зиновьев участвовал в переговорах с левыми эсерами о расширении ВЦИК за счёт делегатов Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов. 14 ноября соглашение было достигнуто, а 15 ноября Зиновьев уехал в Киев, где, с одной стороны, встречался с генеральными секретарями Центральной Рады, а с другой, призывал рабочих к политической забастовке против Рады. Объехал ряд промышленных центров Украины, готовя созыв в Харькове 1-го Всеукраинского съезда Советов. Подводя итог поездки, Зиновьев говорил 12 декабря в Петрограде: «Мы искупили наш грех, предоставив свободу самоопределения, но свобода самоопределения украинского народа, конечно, не есть самоопределение контрреволюции» (Сочинения, том 7, с. 462).

13 декабря избран председателем Петроградского Совета. В тот же день на Всероссийском съезде железнодорожных мастеровых и рабочих заявил: «Те, кто особенно кричит об Учредительном Собрании, те не договаривают. Они хотят, чтобы вся власть была Учредительным Собранием, хотят отнять эту власть у Советов. Этого-то и не допустят революционные рабочий, солдат и крестьянин» (там же, с. 467). Отвечая на один из вопросов, конкретизировал: «Оно должно будет признать власть Советов, в противном случае его придётся разогнать» («Новая Жизнь», 1917, 14 декабря). Член Учредительного Собрания (от Петрограда).

В период Брестских переговоров Зиновьев был единственным членом ЦК, выступавшим за немедленное подписание мира, полагая, что оттягивание только ухудшит его условия [см.: «7-й съезд РКП(б)», с. 79]. Когда же немцы, прервав перемирие, начали наступление, повёл энергичную агитацию против «левых коммунистов» и других сторонников революционной войны. На расширенном пленуме Московского Совета 3 марта 1918, полемизируя с его председателем М.Н. Покровским, Зиновьев убеждал: «Сил для немедленного отпора, для ведения войны с германским империализмом у русской революции нет. Каковы бы ни были условия германского ультиматума, но если они не вызывают немедленной гибели Советской Республики, их надо принять» («Социал-демократ», 1918, 5 марта). По настоянию Зиновьева МК РСДРП(б) 4 марта отказался от своей прежней позиции неприятия мира.

Летом 1918 г. Ленин неоднократно обвинял Зиновьева и других петроградских членов ЦК в оппозиции, которая проявлялась в игнорировании требования отправить как можно больше рабочих за хлебом в деревню, в удерживании рабочих от массового террора в ответ на убийство В. Володарского. Однако эта осторожность позволила большевикам Петрограда выиграть избирательную кампанию (меньшевики и эсеры потерпели поражение в конце июня на последних относительно свободных выборах в Петроградский Совет) и сорвать всеобщую политическую забастовку, назначенную на 2 июля. Но 30 августа, когда был убит М.С. Урицкий, Зиновьев предложил «разрешить всем рабочим расправляться с интеллигенцией по-своему, прямо на улице» (см.: Стасова Е.Д, Страницы жизни и борьбы, М., 1960, с. 105). Партийный актив города отказался пойти на эту меру, понимая, что она «обернётся против нас в первую голову» (там же). Для выявления «контрреволюционных элементов» решили создать специальные «тройки» по районам. «Красный террор» в Петрограде мало чем отличался от террора в других местах. И применялся он неоднократно.

В марте 1919 г. был основан 3-й, Коммунистический интернационал, Зиновьев стал председателем его Исполкома. На 8-м съезде РКП(б) (март 1919 г.) избран членом ЦК, а на его 1-м пленуме – кандидатом в члены Политбюро. В октябре 1920 г. на съезде Независимой социал-демократической. партии Германии в Галле Зиновьев способствовал её расколу и принятию левым крылом съезда решения о вступлении в Коминтерн и объединении с компартией. В 1921 г. разработал 21 условие приёма в Коминтерн. Во время дискуссии о профсоюзах (конец 1920 – начало 1921 гг.) поддерживал Ленина в его борьбе против Троцкого и «рабочей оппозиции». После 10-го съезда РКП(б) (март 1921 г.), подведшего итоги этой дискуссии, пленумом ЦК избран членом Политбюро.

На 12-м (1923 г.) и 13-м (1924 г.) съездах РКП(б) выступал с политическими отчётами ЦК. Вместе с Каменевым и Сталиным вёл в это время борьбу против Троцкого. Но в декабре 1925 г. на 14-м съезде ВКП(б) Зиновьев, поддержанный Каменевым, выступил от имени так называемой «новой оппозиции» с содокладом, в котором оппонировал политическому отчёту ЦК, сделанному Сталиным, и потерпел поражение. В 1926 г. его отстранили от руководства Петроградским Советом и Исполкомом Коминтерна, вывели из Политбюро. Объединение с Троцким привело в 1927 г. к исключению из ЦК, из партии и к ссылке. В 1928 г., покаявшись, Зиновьев был восстановлен в партии, назначен ректором Казанского университета. Спустя некоторое время возвращён в Москву, введён в редколлегию ж. «Большевик». В конце 1932 г. вновь исключён из ВКП(б) и отправлен в ссылку, но в 1933 г. восстановлен в партии и направлен на работу в Центросоюз. Был приглашён на 17-й съезд ВКП(б) (январь-февраль 1934 г.), на котором выступил с покаянием и славословием по адресу Сталина и его соратников.

16 декабря 1934 г. Зиновьев был арестован, месяц спустя осуждён на 10 лет тюремного заключения по делу так называемого «Московского центра». 24 августа 1936 г. приговорён к высшей мере наказания по делу так называемого «Антисоветского объединённого троцкистско-зиновьевского центра». Реабилитирован в 1988 г.

Сочинения:

Сочинения, тома 1-8, 15, 16, М. – П., 1923-29.

...В агитационном вихре того периода (июль 1917 года - ред.), большое место занимал Зиновьев, оратор исключительной силы. Его высокий теноровый голос в первый момент удивлял, а затем подкупал своеобразной музыкальностью. Зиновьев был прирожденный агитатор. Он умел заражаться настроением массы, волноваться ее волнениями и находить для ее чувств и мыслей, может быть, несколько расплывчатое, но захватывающее выражение. Противники называли Зиновьева наибольшим демагогом среди большевиков. Этим они обычно отдавали дань наиболее сильной его черте, т. е. способности проникать в душу демоса и играть на ее струнах. Нельзя, однако, отрицать того, что, будучи только агитатором, не теоретиком, не революционным стратегом, Зиновьев, когда его не сдерживала внешняя дисциплина, легко соскальзывал на путь демагогии, уже не в обывательском, а в научном смысле этого слова, т. е. проявлял склонность жертвовать длительными интересами во имя успехов момента. Агитаторская чуткость Зиновьева делала его чрезвычайно ценным советником, поскольку дело касалось конъюнктурных политических оценок, но не глубже этого. На собраниях партии он умел убеждать, завоевывать, завораживать, когда являлся с готовой политической идеей, проверенной на массовых митингах и как бы насыщенной надеждами и ненавистью рабочих и солдат. Зиновьев способен был, с другой стороны, во враждебном собрании, даже в тогдашнем Исполнительном комитете, придавать самым крайним и взрывчатым мыслям обволакивающую, вкрадчивую форму, забираясь в головы тех, которые относились к нему с заранее готовым недоверием. Чтобы достигать таких неоценимых результатов, ему мало было одного лишь сознания своей правоты; ему необходима была успокоительная уверенность в том, что политическая ответственность снята с него надежной и крепкой рукою. Такую уверенность давал ему Ленин. Вооруженный готовой стратегической формулой, вскрывающей самую суть вопроса, Зиновьев находчиво и чутко наполнял ее свежими, только что перехваченными на улице, на заводе или в казарме возгласами, протестами, требованиями. В такие моменты это был идеальный передаточный механизм между Лениным и массой, отчасти между массой и Лениным. За своим учителем Зиновьев следовал всегда, за вычетом совсем немногих случаев; но час разногласий наступал как раз тогда, когда решалась судьба партии, класса, страны. Агитатору революции не хватало революционного характера. Поскольку дело шло о завоевании голов и душ, Зиновьев оставался неутомимым бойцом. Но он сразу терял боевую уверенность, когда становился лицом к лицу с необходимостью действия. Тут он отшатывался от массы, как и от Ленина, реагировал только на голоса нерешительности, подхватывал сомнения, видел одни препятствия, и его вкрадчивый, почти женственный голос, теряя убедительность, выдавал внутреннюю слабость. Под стенами Таврического дворца в июльские дни Зиновьев был чрезвычайно деятелен, находчив и силен. Он поднимал до самых высоких нот возбуждение масс - не для того, чтобы звать к решающим действиям, а, наоборот, чтобы удерживать от них. Это отвечало моменту и политике партии. Зиновьев был полностью в своей стихии.